и отчитаться по выручке, меня вызвали к начальнику первого отдела. Он спрашивает: «Полякевич, ты, говорят, иностранца возишь». Я говорю, не иностранец он никакой, наш, во «Внешторге» работает. И вообще, кто говорит-то? Он мой вопрос проигнорировал. Хотя я догадываюсь, кто под меня копает, мне скоро машину новую получать…

- Ты, Володя, от темы не отвлекайся, дальше что было? – перебил его рассуждения Николай.

- Я и говорю. Особист спрашивает: «Точно во «Внешторге»? Уверен? Документы его видел?» Да нет, говорю, документы не видел, слышал, как он своим знакомым рассказывал. Вы Надям своим рассказывали… извините, вы тогда громко говорили, я и услышал, а Надя черненькая тогда еще такая говорит…

– Не важно! О чем он еще спрашивал? – перебил Николай, ибо Вера настороженно вскинула ушки и вопросительно посмотрела на него.

– Больше ни о чем. Пригрозил для порядка, чтобы не забывался, и все. Я все думаю, кто именно стуканул? Из ребят двое могли. И что ж им все неймется! Ну, вожу, ну, зарабатываю, и что? Вам кто мешает?

– Тебе это чем-то навредит? – Николай остановил грозящий стать нескончаемым поток водительских рассуждений.

– Да ничем, - пожал плечами водитель. – Так я говорю, могут попробовать, когда новые машины подойдут, последним на получение поставить. Но со мной у них это не пройдет, я каждый месяц план по выручке на 130 процентов закрываю, в ремонте почти не стою… до директора дойду! Хотя, знаете, что странно: у меня постоянные клиенты и раньше были, но так вот первый раз про них спрашивают… да еще первый отдел! Им-то какое дело? Странно…

– Действительно, странно, – согласился Николай и задумался. Бывают ли в СССР такие совпадения: то на каждом шагу крысиные усики, то вопросы первого отдела о клиенте-иностранце? И снова холодная игла тошно проткнула его насквозь.

«Хватит! – решил Николай. - К черту эту Москву с ее интуристами и ловлей шпионов! Махну-ка я завтра вечером к родителям, побродить по родным Сумам и вернусь к возвращению домой, чтобы не мозолить ничьи глаза, чей бы интерес ни вызывала моя скромная персона.»

Николай дождался, пока они выйдут из машины, и лишь тогда заговорил:

– Вера, у меня предложение, поехали завтра в Сумы, хочу родителей хотя бы издали увидеть. Сядем вечером в поезд, утром будем там, а вернемся в понедельник.

– Никогда не бывала в Сумах. Хороший город?

– Маленький и уютный.

– С тобой хоть на край света, а в маленький уютный городок и подавно! – Вера чмокнула своего мужчину в щеку и повела в подъезд, где обитал ее бывший научный руководитель.

Продолжением неприятностей стал нелюбезный прием хозяина вечера. Видимая издалека близость Веры и Николая стала красной тряпкой для Ильи Борисовича, который свой интерес к Вере явно не желал ограничивать наукой.

Вера с Николаем решили не раскрывать его инкогнито в этой компании.

Среди собравшихся Николай узнал две будущие знаменитости: политика либерального направления с лицом вечно обиженного ребенка и крупного чиновника, уже сейчас толстого.

В доме наливали чай, наливали и что покрепче. Николай, само-собой, принес виски. Напиток был встречен с одобрением. Именно его красивую этикетку «обиженный ребенок» использовал как затравку для начала дискуссии.

Впрочем, поначалу никакой дискуссии и не было, ибо все присутствующие, кроме Николая, стояли примерно на одних и тех же либерально-антисоветских позициях, а Николай до поры отмалчивался, слушая других.

Разговор пошел о преимуществах капитализма, о невидимой руке рынка, о возможности частной собственности в СССР, о демократизации советской системы, о невозможности производить в СССР качественные товары… Стандартный набор той самой отравленной лапши, наевшись которой в перестройку, советские люди уничтожили свою страну.

Капиталист из будущего пережил острое чувство дежавю, он вспомнил все эти статьи в «Огоньке», телемарафоны, общественные дискуссии, убедившие его вместе со всеми в кромешной дикости и отсталости окружавшей их жизни, и о том, в какой кошмар обратилась мнимая отсталость усилиями присутствовавших здесь «светлоликих» персонажей.

Он слушал и молчал, его даже не вывело из себя утверждение одного из гостей, что именно они, присутствующие здесь интеллигенты, являются передовым классом советского общества, а ни какой-то там рабочий класс, который как был быдлом, так быдлом и остался.

Николай даже на тезис о том, что нечего нам, сиволапым, тужиться и производить всякие телевизоры, автомобили и самолеты, коли у других это получается лучше, лишь заметил, что это убьет несколько отраслей в стране, а те, кто в них трудятся, останутся без работы.

Ответом ему было, что как только мы откроем свою страну перед иностранным капиталом, нам, убогим, разовьют сферу услуг, где все эти безработные и будут получать достойную зарплату. А технологии – это не наше. Наш удел качать на Запад нефть и газ. Вот это у нас хорошо получается.

Тут уж Николай, начинавший доходить до точки кипения, обратил внимание ученых мужей на тот факт, что для добычи сырья не нужно столько населения, сколько в стране живет сейчас.

- Куда лишних, на помойку? – в сердцах задал он вопрос.

- Жизнь жестока, - ответил толстомордый будущий политик. – Кто-то впишется в рынок, кто-то нет. Да, по нашим подсчетам, до трети населения окажутся лишними, зато общая эффективность экономики позволит оставшимся весьма неплохо устроиться…

Вот этого капиталист уже не выдержал.

В итоге, пребывание в гостях было коротким - Николай высказал присутствующим все, что думал о них, причем, никак не ограничивая себя в используемом словаре. Пусть спасибо скажут, что он их всех тут не отмудохал. А как руки чесались!

Николай схватил Веру в охапку и покинул собрание задолго до его окончания.

Впрочем, его эскапада, лишь утвердила оставшихся в своей правоте. Капиталист, переживший жесткие 90-е и победивший в войне за деньги под солнцем, заочно был обвинен в лояльности совку, и был поставлен однозначный диагноз: Николай – опытный провокатор. Особенно негодовали две будущие политические звезды, допивая принесенный «провокатором» вискарь.

Вера не могла принять ни ту, ни другую сторону, к тому же ее покоробила нарочитая грубость ее мужчины. В отличие от остальных она знала, что Николай рассуждает, исходя из собственного опыта, но, с другой стороны, именно капитализм будет царить в мире после краха СССР – практика доказывала неправоту любимого.

– Сволочи! – кипятился он по дороге домой. – Сколько народу в гроб вогнали, чтобы убедиться: невидимая рука рынка – такая же абстракция, как и ненавидимый ими коммунизм! Скоро